— А то рубликов пятнадцать дадите, я на конной куплю, — сказал Никита, знавший, что
красная цена бескостречному, которого хочет ему сбыть Василий Андреич, рублей семь, а что Василий Андреич, отдав ему эту лошадь, будет считать ее рублей в двадцать пять, и тогда за полгода не увидишь от него денег.
Неточные совпадения
«Домашний альбом, в
красном сафьяне, подержанный, с рисунками акварелью и тушью, в футляре из резной слоновой кости, с серебряными застежками —
цена два рубля!»
— Нечего мне успокаиваться. Ты думаешь, я пьяна? Я и пьяна, да помню, что говорю, — вдруг быстро заговорила она и вся багрово
покраснела: — я каторжная, б…., а вы барин, князь, и нечего тебе со мной мараться. Ступай к своим княжнам, а моя
цена — красненькая.
Пришлось черту заложить
красную свитку свою, чуть ли не в треть
цены, жиду, шинковавшему тогда на Сорочинской ярмарке; заложил и говорит ему: «Смотри, жид, я приду к тебе за свиткой ровно через год: береги ее!» — и пропал, как будто в воду.
— А почему земля все? Потому, что она дает хлеб насущный… Поднялся хлебец в
цене на пятачок —
красный товар у купцов встал, еще на пятачок — бакалея разная остановилась, а еще на пятачок — и все остальное село. Никому не нужно ни твоей фабрики, ни твоего завода, ни твоей машины… Все от хлебца-батюшки. Урожай — девки, как блохи, замуж поскакали, неурожай — посиживай у окошечка да поглядывай на голодных женихов. Так я говорю, дурашка?
Сенечка же, с своей стороны, слушая со всех сторон себе похвалы, застенчиво
краснел, что придавало еще более
цены его усердию.
Вот он идёт рядом с Мироном по двору фабрики к пятому корпусу, этот корпус ещё только вцепился в землю, пятый палец
красной кирпичной лапы; он стоит весь опутанный лесами, на полках лесов возятся плотники, блестят их серебряные топоры, блестят стеклом и золотом очки Мирона, он вытягивает руку, точно генерал на старинной картинке
ценою в пятачок, Митя, кивая головою, тоже взмахивает руками, как бы бросая что-то на землю.
Серебро же во дни Соломоновы стало
ценою, как простой камень, и
красное дерево не дороже простых сикимор, растущих на низинах.
— По-моему, не надо бы торопиться — выждать бы хорошей
цены, — заметил Сергей Андреич. — Теперь на муку
цены шибко пошли пóд гору, ставят чуть не в убыток… В Казани, слышь, чересчур много намололи… Там, брат, паровые мельницы заводить теперь стали… Вот бы Патапу-то Максимычу в
Красной Рамени паровую поставить. Не в пример бы спорей дело-то у него пошло. Полтиной бы на рубль больше в карман приходилось.
«Что же, коли напечатать ее? — грустно раздумывал Полояров, очутясь уже вне кабинета, — ведь тут не более как два с половиной листа печатных, а дадут за них… ну, много-много, коли по пятидесяти с листа… И то уж
красная плата! Значит, за все сто двадцать пять, а гляди, и того меньше будет… Что ж, пятьсот рублей
цена хорошая, ведь это выходит по двести с листа. Да такой благодати вовек не дождешься! Ну его к черту, помирюсь и на этом!»
А с иными, которые желали жертвовать рубля два или три сверх номинальной
цены, но, не имея при себе мелких бумажек, подавали губернаторше для сдачи какую-нибудь
красную, а не то и лиловую депозитку, она обращалась еще с большею бесцеремонностью...
— Я продаю все, что имеет для кого-нибудь
цену, — гордо ответил,
краснея от досады, Горданов.
Огромный старинный барский дом с несчетным количеством комнат. Полы некрашеные, везде грязновато; в коридоре пахнет мышами. На подоконниках огромных окон бутылки с уксусом и наливками. В высокой и большой гостиной — чудесная мебель стиля ампир, из
красного дерева, такие же трюмо, старинные бронзовые канделябры. Но никто этому не знает
цены, и мы смотрим на все это, как на старую рухлядь.
Загнешь ему слово, сам тянется, не дрыгнет, а скрозь морду этакое ехидство пробивается: «Лайся, шкура,
красная тебе
цена до смертного часу четвертной билет в месяц, а я службу кончу, самого ротного на чай-сахар позову, — придет».
На
Красной площади, с самого раннего утра копошился народ между беспорядочно построенными лавками и шалашами; здесь и на кресцах производилась главная народная торговля; здесь бедный и расчетливый человек мог купить все, что ему было нужно, и за дешевую
цену, начиная с съестных припасов, одежды и до драгоценных камней, жемчуга, золота и серебра. В уменьшенном виде это продолжается и теперь на толкучке у Пролома.